Чтобы не потерялось в инете

[lyekka]

Соло на двоих
Текст: Оксана Сауленко. Фото: Игорь Яковлев.

Часть статьи. Остальное — в комментариях

Нариман Бекжанов родился в 1983 году. Окончил Алматинкое хореографическое училище им. Селезнева. Работал в ГАТОБ им. Абая. Исполнял Эспадо в балете «Дон-Кихот», Альберта в «Жизели». Переехал в Москву, где танцевал в «Москоу сити баллет» Смирнова-Голованова. В Имперском балете уже пять лет. Исполняет главные партии в десяти балетах.

Мария Сокольникова родилась в 1985 году в Москве. Училась в хореографическом училище при университете Н. Нестеровой. Работала в Русском Национальном балете, худ. рук. С. Радченко. Исполняла партии Жизели, Золушки и Баядерки. Последний год танцует в Имперском русском балете, худ. рук. Г. Таранда.

Сегодня в артистической среде стало модным говорить: «Я в профессии». Никаких тебе «призваний», «чувств». А так хочется узнать, как рождается чудо, что надо сделать с кусочками мозаики, чтобы вышло не просто мастеровито, а тронуло за сердце. Получилось искусство. В самом деле, разве не чудо – человеческое тело в танце? Точеные позы, замирание на пуантах, прямая, как стрела, спина... Скажете, что это вопрос техники? Все так. Но он, как правило, в хорошем балете стоит на десятом месте, потому как с техникой там проблем нет. На первом же – одушевление каждого движения, чтобы потрясенному зрителю даже не пришло в голову, что эта гармония уже давно проверена алгеброй. На сцене мы видим рафинированную красоту и аплодируем ей. За скобками же остаются невероятный труд, чрезмерные нагрузки, травмы, болезни. После балета Прокофьева «Ромео и Джульетта», который показал в Новой опере руководитель Имперского русского балета Гедиминас Таранда, мне захотелось встретиться с солистами Марией Сокольниковой и Нариманом Бекжановым. Сколько нежности и страсти было в их танце. Как грациозны были движения и пленительны прыжки. Но необыкновенно легким, воздушным балет кажется только из зала, а каков он для исполнителей?


P.S.: о, видимо номер с этой статьёй им и подарили после Кармен-сюиты!

@темы: Ссылка, О балете

Comments

[lyekka]

продолжение

ПРОЗА ЧУДА

Нариман Бекжанов: Балет изнутри? Это практически работа спортсмена – те же нагрузки на ноги, на сердце. Чтобы достигнуть вершин, надо преодолеть свою лень. Вот мужчины как учатся? В училище халтурят, меня лично даже исключали, и берутся за голову только к концу обучения. Только придя в театр, они понимают, что надо двигаться вперед, расти... Вот тут и начинается борьба с собой.

Мария Сокольникова: Балетные – великие труженики. Целые дни пропадаешь в репетиционном зале, причем с самого детства. Одна из самых тяжелых профессий, но нам она нравится. Что для артиста важнее всего – это характер, стержень внутри. Если есть характер и желание над собой работать, то у тебя все получается.

Нариман: Думаю, необходимы еще понятливость и чуткость. А также умение распределять силы. Смотришь на сцену – там все мило улыбаются. Но для того чтобы было так воздушно-прекрасно, надо восемь лет пахать в училище и потом в театре мастерство наращивать.

Мария: А возьмите травмы. Нет способов защитить себя от них. И с поддержки можно случайно соскользнуть. Поэтому надо разогреваться. А после работы помогает восстановиться контрастный душ. Мы уже привыкли к таким нагрузкам. У нас очень много поездок. Недавно целый месяц провели в Новой Зеландии. Там мы бегали как угорелые, лишь бы все успеть: и порепетировать, и все посмотреть.

Нариман: Микротравмы – это наше постоянное состояние. В основном страдает стопа от ударов, потертостей, трещин. И позвоночник испытывает колоссальные нагрузки. Перед спектаклем обязательно должен быть «класс» – разминка. В начале карьеры я настолько уставал после спектакля, что не было сил доехать до дому. Болело все тело. Мозг уставал. Ведь танец – это не только ноги, надо думать, что ты делаешь и как. Подготовка приходит с опытом. Сейчас работа уже не отнимает столько сил. Отрабатываешь спектакль, отсыпаешься – и на следующий вечер опять готов танцевать.

ПУТЬ НАВЕРХ

Нариман: Легко ли попасть в труппу? В кордебалет возьмут сразу, если ты готов. В Имперском балете я пять лет. Начинал после училища в Алма-Атинском театре оперы и балета. Когда переехал в Москву, танцевал в «Москоу сити баллет» Смирнова-Голованова. Потом пришел провериться сюда, и меня сразу отобрали в поездку. Вы ведь знаете, наш театр много гастролирует. Через год сложилась благоприятная ситуация – надо было заменить солиста. Режиссер заметил, что в работе со мной есть перспектива, и начал давать партии. Сейчас у меня уже десять спектаклей.

Мария: Балетом я с четырех лет занимаюсь. Видите, никакого детства не было. После училища четыре года провела в Русском национальном балете и уже год – у Таранды. Сегодня у меня знаменательный день – премьера Джульетты, самой большой моей партии.

Нариман: Классический балет заставляет тело летать, петь, говорить. И даже если ты технически что-то не выполнишь, не каждый поймет. Зрителю важно, что ты рассказываешь. Твои эмоции, твое сердце. Гедиминас нам так и говорит: «Не сделал технически, дополнишь эмоционально». Когда ты начинаешь работать солистом, твоей техники хватает на все, справляешься со всем, а вот эмоционально – нет! Поэтому первые спектакли самые сложные: не экономишь силы, нет навыков. Выматываешься. С каждым спектаклем набираешься опыта: и танцевать легче, и образ ярче.

Мария: В работе над партией изначально очень важна техника, а актерское мастерство нарабатывается с педагогом. Ведь без балетной подготовки ты никому не нужен. У нас такая профессия, что, если ты в хорошей форме, тебя могут ввести очень быстро, даже в день спектакля. На ходу выучиваешь порядок и идешь танцевать новую для тебя вариацию.

Нариман: Один раз я переплывал речку под Астаной. Вода была холодная. Когда доплыл до середины, ноги начали неметь. Повисел немножко на буйке, собрался. Вроде ноги чувствую, я ведь каждую свою мышцу знаю. Назад столько же, как и вперед. Поэтому решил все же реку пересечь. Трех метров не хватило – свело ноги и руки, и я колышком пошел на дно. Сковало всего, сознание скользит непонятно куда. Касаюсь носком дна, а там разбитая бутылка, и я об нее укололся. И в момент очнулся, мобилизовался, мышцы сумел привести в тонус – и вылез на берег. Если бы не подготовка, точно бы не выплыл. Ну, или не поплыл.

КУМИРЫ

Мария: Вот вам интересно: ориентируемся ли мы на великих танцоров? Конечно. Мои кумиры Майя Плисецкая и Екатерина Максимова. Часто смотрю записи их выступлений. Для роли Джульетты я перенимала детали из фильмов, балетов. Сейчас готовлю Черного лебедя. Тяжело дается, я ведь в основном танцевала лирические партии, а тут надо проявить характер, злобу к мужчинам показать. Стараюсь по-разному подавать образы, чтобы зритель не сказал: «Какая-то Сокольникова везде одинаковая». Моя Маша в Щелкунчике – беззаботная девочка из обеспеченной семьи, а Джульетта тоже девочка, но другая: порывистая, увлекающаяся.

Нариман: Учусь у Гедиминаса Таранды. Смотрю, как он репетирует, стараюсь копировать. Он великолепно показывает. Когда начинаешь работать над партией, сложно сразу найти образ. Проще копировать кого-то и потом добавлять свои краски. Для «Ромео и Джульетты» я Шекспира прочел. Посмотрел все фильмы. Особенно понравился – Дзеффирелли, самый старый и красивый.

Мария: Нередко и молодые артисты становятся кумирами. Для зрителей. Со стороны к нам всегда столько любопытства. Знакомятся: «Ты балерина? Ой, а как это?». Объясняю, что обожаю кино, покупки люблю делать, как все девушки...

Нариман: Нам нередко задают вопрос: чувствуем ли мы себя особенными? Ну что на это ответить? У нас разве что физическая подготовка лучше: дыхание, стояние ног. Балетный легче взбежит на пятый этаж (смеется).


МИГ СЧАСТЬЯ

Мария: Больше всего радости мне доставляет работа над новым материалом, тогда в себе и для себя столько нового открываешь. А этот опыт обязательно потом тебе в жизни пригодится. Вот сегодня я первый раз танцевала Джульетту. Здесь помимо чистой техники нужно много играть, ведь балет драматический. Различные оттенки чувств, нюансы в характере героини старалась донести до зрителя.

Нариман: Для меня миг высшего удовлетворения наступает после спектакля, когда закрывается занавес. Стоишь, приходишь в себя. Доволен, что получилось хорошо. Успокаиваешься, начинаешь перестраиваться – «выходить из балета».

Мария: Когда танцуешь, стараешься выложиться по полной. Чтобы одним-единственным жестом показать зрителю всю глубину человеческих чувств. Ведь мы работаем именно для публики.

Нариман: Это правда: наш танец – чтобы вас радовать. Поэтому стараюсь сыграть так правдиво, чтобы зритель смог представить себя на моем месте, со мной пережить эту ситуацию. Если публика получит удовольствие – тогда и актер счастлив. Ну а потом – цветы и аплодисменты. И еще плюшевых мишек дети часто передают. Поклоны – немаловажная часть спектакля. Ведь с цветами надо очень красиво стоять на сцене, чтобы тому, кто дарил, было приятно на артиста смотреть.

Разговаривая с ребятами, я все время наблюдала за ними. Мария, такая грациозная и гибкая во всех партиях, и в жизни необычайно хрупкая, невесомая. Сидит на стульчике – смешливая, худенькая, светит огромными глазищами. Не верится, что только что сыгран трехактный балет. Сколько же энергии в этой девушке! А Нариман показался мне еще мужественнее, чем на сцене. Там – великолепно выполненные прыжки, поддержки, но не было видно лица. Рассмотрела только сейчас: тонкие строгие черты, решительный рот, соколиный профиль. Изысканное соединение пластичности и напористости.

Конечно, они другие. Стройные, тонкие. По-балетному развернутые плечи и ноги – как на египетских фресках. На вопросы реагируют мгновенно и эмоционально. Но все чувства пробегают гримасками только по лицам. Тела остаются спокойными и расслабленными. Вот только руки иногда взлетают, чтобы заменить движением ненайденные слова. Я слушала их и думала, что балет – это какой-то оптический обман. Ну не может человек победить законы физики. И все-таки это не так. Они, балетные, воспарив над сценой, способны испытать миг торжества над тяготением земли.